«Нагрузки остались прежними, а вознаграждения нет»: Кожевникова о проблемах спортсменов с мотивацией и ценности ОИ

Спортсмены работают за внешнюю мотивацию — победу, славу и деньги, поэтому в условиях отсутствия обещанного вознаграждения им очень сложно продолжать выкладываться по максимуму. Об этом в интервью RT рассказала призёр двух Олимпиад в лыжном фристайле Елизавета Кожевникова. По её словам, за последнее время российские спортсмены лишились возможности не только путешествовать по миру и конкурировать с сильнейшими, но и получать высокие гонорары. Также она ответила, поможет ли в этом плане снижение ценности Олимпийских игр, и рассказала, ради чего сама занялась спортом.

• © Фото из личного архива Елизаветы Кожевниковой

— Сейчас много говорят о токсичности интернет-пространства. Кто-нибудь из подопечных обращался к вам по поводу того, что не умеет самостоятельно справляться с хейтом, которым бывают переполнены соцсети?

— Крайне редко. Случается, конечно, что спортсмены на уровне подсознания не способны отказаться от постоянного сидения в интернете: им кровь из носу нужно читать о себе все отклики, даже если они скверные. Соответственно, все мои требования «надеть варежки и перестать нажимать на кнопки», особенно в момент соревнований, далеко не всегда способны возыметь действие. Это зависимость сродни наркотической, причём сам человек, как правило, прекрасно отдаёт себе в этом отчёт. Если же он начинает чувствовать, что зависимость от чужого мнения становится для него проблемой, и реально хочет, чтобы ему помогли, мы это решаем.

— Каким образом? Неужели так легко убедить, не обращать внимание на сторонние оценки?

— Нелегко. И на самом деле процесс далеко не всегда получается быстрым. Иногда уходит достаточно много времени, прежде чем атлет начинает понимать, что здоровая самооценка — это внутренний процесс. То есть ты фокусируешься на том, что делаешь сам, и понимаешь, что твою настоящую собственную ценность определяет то, как ты поработал на тренировке, как справился с тем или иным заданием и насколько хорошо выложился в соревнованиях. Да, ты можешь ошибиться или у тебя может не получиться по каким-то другим причинам. Но надо понимать, что в нашей жизни существуют неподконтрольные вещи.

— Например, мнение других людей?

— Именно. Ты не можешь отвечать за их мысли и действия. Поэтому важно понимать, что чужой хейт, нападки, направленные лично на тебя, — это для людей всего лишь способ отработать собственные эмоции. Неважно в данном случае, идёт речь о фанатах, тренерах или родителях.

Вообще, хейт, если говорить о явлении в целом, — это индикатор того, что человек не в состоянии справиться со своими внутренними состояниями. И он начинает искать возможность использовать кого-то в качестве сливного бачка. Когда объясняешь это спортсменам, они, как правило, очень быстро всё понимают.

— Хотите сказать, что все хейтеры — ущербные люди?

— Я бы сказала, что это очень эмоциональные люди, которые крайне обострённо воспринимают всё, что происходит вокруг них, и не умеют самостоятельно перерабатывать собственные эмоции, справляться с ними. Один из выходов — найти себе «жертву», например, из числа известных спортсменов, артистов или кого-то ещё и обесценить всё, что человек делает. Тогда им самим становится легче.

— Явление начало приобретать столь гипертрофированные формы благодаря интернету, который позволяет проявлять агрессию совершенно безнаказанно, или просто таких людей становится больше?

— В целом, конечно, наше общество сейчас сильно взвинчено. Соответственно, у людей повышен уровень агрессии и тревоги. Проще говоря, эмоции стали сильнее, навыки управления ими остались прежними, а интернет делает процесс распространения хейта максимально простым.

— Если говорить о спорте, в нём всегда было модно организовывать вокруг объекта поклонения свои фан-группы. Но ведь такие объединения одновременно являются и хейт-группами по отношению как к соперникам, так и к тем, кто в достаточной мере не разделяет восхищения толпы, скажем так. Явления подобного характера способны, на ваш взгляд, становиться проблемой для спорта в целом?

— Я здесь вижу проблему в агрессии. У неё разные источники, например страх и лень. Многим страшно отважиться на полноценную собственную жизнь, лень научиться регулировать эмоции. Что до самого процесса, он вечен как мир. Если у человека отсутствует собственная идентичность, ощущение собственной ценности, ему становится важно прилепиться к сильному. Это может быть государство, какая-то отдельно взятая организация, команда, а может быть спортсмен. Чем более масштабен социум болельщиков, тем безопаснее и приятнее чувствуют себя в нём фанаты.

Ну а дальше происходит заместительный процесс: внутри меня пустота, своей собственной ценности я не ощущаю и не осознаю, но возвожу на пьедестал свой объект поклонения, идеализирую его. Если кто-то сторонний вдруг начинает этого идола критиковать, становится страшно, появляется злость.

— Иначе говоря, критику по отношению к кумиру фанаты начинают воспринимать как личную угрозу?

— Именно. Как угрозу по отношению ко всему, что составляет собственное бытие. Поэтому в качестве ответной реакции тут же возникает агрессия — таким образом фанаты борются за свою собственную идентичность. Как правило, такие люди расщеплены, воспринимают явления чёрно-белыми, им трудно понять, что у предмета их обожания могут иметься слабости, что под их влиянием он может допускать ошибки или проигрывать. Любая, даже самая конструктивная, критика воспринимается в этом контексте как наезд.

— Тут ведь есть и другая сторона. Спортсмену важно чувствовать, что его любят, поддерживают. Но обожание толпы, согласитесь, приводит зачастую к тому, что человек теряет способность критически к себе относиться. Соответственно, теряется смысл в том, чтобы к чему-то стремиться. Да и зачем, если со всех сторон твердят, что ты совершенен?

— Любому приятно слышать похвалу в свой адрес, поскольку при этом происходит выброс дофамина — гормона удовольствия. Фанаты и правда являются значимой точкой опоры для атлета, но здесь очень важно, чтобы человек сам умел воспринимать реальность такой, как она есть. Если в его картину мира встроена идея о том, что здоровая критика стимулирует развитие, тогда, как говорится, прогноз благоприятен: способность воспринимать чужие замечания и извлекать из них пользу является драйвером роста. Панегирики не будут мешать.

— Но ведь картина мира в зависимости от того, что происходит вокруг, может у человека меняться?

— В целом — да, но многое зависит не только от окружения. Давайте разберёмся, что происходит, если человек «зависим» от дофамина. Во-первых, он начинает бояться любой критики и любых ошибок. У него либо прекращается, либо сильно замедляется личностный рост. Он перестаёт понимать, где его слабые места, нарушается способность к адекватной самооценке. Пока его не похвалят, он не чувствует, что хорош. И обратное тоже верно: если он хорош, но его не похвалили, он начинает думать, что отработал плохо.

Это становится настолько болезненным, что со временем человек начинает избегать всякой, даже полезной обратной связи. Ну а если критическая информация до спортсмена не доходит, неважно, по какой причине — лицемерного фан-клуба или чрезмерно любящих родителей, — процесс развития блокируется. И атлет вместо того, чтобы прагматично работать, начинает везде бессознательно искать подтверждение собственного величия.

— Какая проблема представляется вам сейчас наиболее актуальной применительно к собственной работе со спортсменами?

— Очень сильный сбой мотивации. Вижу, что люди напуганы и не понимают, как им действовать. То есть им становится всё сложнее и сложнее себе объяснять, зачем нужно продолжать терпеть тренировочные нагрузки, если выхода на крупные соревнования нет.

— Но ведь аналогичную ситуацию мы имели и год назад, и два.

— Тогда её удавалось микшировать хорошими заработками и близкой перспективой возвращения прежней жизни. Сейчас, даже выезжая на какие-то локальные мероприятия в Киргизию или Казахстан, спортсмены всё чаще задают себе вопрос: почему те, с кем я соревнуюсь, выступают на крупных турнирах, а я этой возможности лишён?

— Не так давно меня зацепила мысль, высказанная одним из коллег, что российскому спорту давно пора изменить своё отношение к Олимпийским играм. Что свет на них клином не сошёлся. Как считаете, нужно ли стремиться к тому, чтобы снизить ценность ОИ в сознании спортсмена?

— Все мы так или иначе биологические существа, и нами управляет система вознаграждения. Спортсмены работают за внешнюю мотивацию — победу, деньги, славу, и всё это сильно стимулирует дофаминовую систему. Невозможно в одночасье взять и от всего этого отвязаться, если ты не тибетский монах.

Всё, что мы можем, — это постараться выстроить систему внутренней мотивации таким образом, чтобы сохранить в человеке способность стремиться к развитию, когда трудно и нет обещанного вознаграждения. Нагрузки-то запредельны. Нужно держать удар, а стресс-система начинает капитулировать.

— Поэтому и становится сложнее мириться с ситуацией?

— Да. Мы можем попытаться обесценить значимость Олимпиады, придумать какую-то альтернативную программу, поставить во главу угла массовый спорт, но на сколько этих усилий хватит? И насколько люди станут этому доверять?

С другой стороны, когда я рассказываю спортсменам, с которыми работаю, про систему, в которой росла сама в конце 1980-х — середине 1990-х, и вспоминаю, что за второе место на Олимпийских играх платили $1,5 тыс., а за бронзу — $750, спортсмены выпучивают глаза. И я вижу, что они реально не понимают, как вообще можно было работать при такой системе вознаграждения.

— Хотите сказать, что сами они работают исключительно за деньги?

— В большей степени. Это оказалось последним редутом. Первая волна кризиса определялась невозможностью выезжать в красивые страны и свободно конкурировать с лучшими — её пережили. Сейчас добавилось сокращение финансирования, уход спонсоров, снижение рекламных контрактов. В совокупности с этим уже трудно мириться. Нагрузки остались прежними, а вознаграждения нет.

— Может быть, это просто защитная реакция? Раз у нас нет возможности выезжать за границу и бороться за победы в крупных турнирах, компенсируйте это хотя бы деньгами!

— Отчасти да, вы правы. Людям нужно постоянно чувствовать, что в их работе есть какой-то смысл.

— А ради чего занимались спортом вы сами?

— Вы мне сейчас прямо под дых ударили своим вопросом.

— Можете не отвечать, если не хотите.

— Почему же, отвечу. Я начала серьёзно тренироваться ради зарабатывания любви собственных родителей, в основном отца. Потом это переросло в интроект. То есть идея уже существует, она вбита в сознание, пустила корни: я потратила время, немалые усилия, знаю, что могу быть хорошим спортсменом, могу добиться определённых результатов… Точно могу сказать, что во второй половине карьеры мной руководили именно эти соображения.

— Если бы к вам сейчас пришла Камила Валиева и спросила: «Скажите, мне нужно продолжать карьеру?»?

— На самом деле, только сама Камила может решить, нужно ей это или нет. Я в этой ситуации могу разве что сказать, как разговариваю со спортсменами, которые находятся в околодепрессивном состоянии от того, что потеряли мотивацию.

• Российская фигуристка Камила Валиева
• РИА Новости
• © Александр Вильф

— И как же?

— Настоятельно прошу, иной раз по многу недель, чтобы спортсмен сам нашёл ценности в этом процессе. Чтобы сформулировал, зачем хочет продолжать тренировки, порой совершенно изматывающие, притом что платят за это мало, а люди вокруг гораздо больше заняты собственной жизнью, а не спортом. Чтобы он внятно ответил на простой и короткий вопрос «Зачем мне это надо?».

— Удаётся?

— Сначала люди обычно отвечают: «Не знаю». Потом зачастую начинают плакать, осознавая, что внутри у них сидит такой же интроект, как был у меня. А потом всё-таки приходят к пониманию, что, преодолевая весь этот ад, атлеты непрерывно учатся быть более зрелыми людьми. Учатся относиться к себе более милосердно, качественно выполнять ежедневную рутинную работу, зная, что этот навык понадобится в любой другой карьере, преодолевать периоды полного внутреннего упадка, когда ничего вообще не хочется. Иначе говоря, проговаривая те или иные вещи вслух, они начинают как бы догадываться, что все навыки, которые приобретаются в рамках спорта, пригодятся им во всех последующих жизненных ситуациях. А в самом спорте к этому добавляются ещё и всякие симпатичные бонусы в виде денег, возможности путешествовать и вообще возможности вести активный и звонкий образ жизни.

— Вы заставили меня задуматься…

— В моей практике было несколько эпизодов, когда люди в конце нашей совместной работы говорили: «Ну почему мне раньше никто не задавал такой вопрос?»

— То есть спорт, если упростить всё сказанное выше, даёт атлету возможность проработать любые жизненные ситуации и подготовить себя к ним?

— Только в том случае, если это мудрый спорт. В котором атлета сопровождают люди, которые обучают его.

Источник