«Первоначально речь шла об ампутации»: Олюнин — о тяжёлой травме в Пхёнчхане, возвращении на склон и идеальной старости

Для сноубордиста 32 года — самый расцвет сил, когда можно завоёвывать награды на крупных международных соревнованиях, заявил в интервью RT первый в истории России олимпийский медалист в этом виде спорта Николай Олюнин. По его словам, молодые ребята быстрее и резче, но мудрость и терпение помогают ему побеждать. Кроме того, он признался, на что потратил призовые за серебро Игр в Сочи и как справлялся со страшной травмой, полученной в Пхёнчхане, а также рассказал, почему с особенным вниманием следит за выступлениями теннисисток Мирры и Эрики Андреевых.

• Gettyimages.ru
• © Cameron Spencer

В спорте случаются достижения, которые в сознании нормального человека находятся за гранью здравого смысла. Именно такими на недавней Спартакиаде сильнейших были золотая и серебряная медали в сноуборде Николая Олюнина. Человека, который десять лет назад стал вице-чемпионом Игр в Сочи, а четыре года спустя в олимпийском Пхёнчхане получил травму, плохо совместимую с полноценной жизнью.

— На вашей страничке в Википедии написано: «Завершил карьеру в 2022 году». Что сподвигло вас продолжить выступления, да ещё так ярко?

— Я как раз недавно вспоминал, как на Олимпиаде в Сочи подошёл к своему тренеру Артуру Злобину после выступления и сказал: «Артур Олегович, я всё. Устал, хочу развивать себя уже в другой жизни». Получается, моё «завершение» длится уже десять лет. Я неоднократно порывался уйти, но это, знаете, какие-то эмоциональные порывы. Не факт, что и в этом году не начну вновь думать об уходе. С другой стороны, если нам — что маловероятно, конечно — откроют дорогу на Игры-2026, буду готовиться к ним.

— Что такое 32 года в сноуборд-кроссе? Если оставить за скобками травмы.

— Это самый расцвет сил. Ты начинаешь ехать не только ногами, но прежде всего головой. Что я и демонстрировал на Спартакиаде сильнейших в Челябинске. Понимал, что более молодые ребята уже побыстрей меня в плане ног, резкости. Но голова у меня всё та же. Где-то стал мудрей, где-то стал терпеливей. Считаю, это давало мне большое преимущество. В международном спорте ребята в 32 года выступают на Кубках мира, заезжают на пьедестал. Я активно слежу за ними и вижу, что возраст точно не создаёт никаких проблем.

— В Челябинске вы выступали в двух олимпийских дисциплинах, стали вторым в индивидуальной гонке и выиграли командный смешанный заезд с Кристиной Пауль. Насколько эти результаты для вас значимы и какими усилиями они дались?

— Личная медаль точно не была халявной, хотя в определённой степени мне повезло. Я очень хорошо проехал полуфинал, зашёл в большой финал, но там не слишком удачно стартовал. Катился четвёртым, но ребята впереди упали, и я приехал в серебро. Командная гонка сложилась достаточно просто. Кристина на сегодняшний день — лучшая из всех наших девочек, и я на неё, конечно, полагался. Рассчитывали мы только на золото, иначе говоря. Но я больше себя натаскивал на индивидуальную гонку. Для меня это более серьёзные соревнования, которые дают возможность показать только себя.

— Мы с вами не успели пересечься на Играх в Пхёнчхане, и я только потом прочитала про 17 оскольчатых переломов. Была в шоке, честно говоря. Понимаю, что при падении можно сломать ногу в нескольких местах, но чтобы 17…

— Ну вот так сложилось. Когда меня привезли в госпиталь, разрезали штаны и ботинки, я, лёжа на кушетке, перехватил взгляд тренера, когда он увидел мою ногу. Он дико побледнел и вообще вышел из помещения на воздух, чтобы прийти в себя. Жуткое зрелище было, если честно. Мне постоянно вводили какие-то обезболивающие средства, потому что на самом деле очень было больно. У меня и до этого случалось много различных травм. И плечи ломал, и ногу, и кисть. Но только в Корее я реально понял, что такое боль. Там же, помимо переломов, мениск полетел, крестообразные связки порваны были, ахилл. До этого я слышал, что ахилл очень долго восстанавливается, что это самая тяжёлая связка, дубовая. Здесь же на себе прочувствовал, какая это громадная проблема.

— До сих пор?

— Нога сейчас сгибается примерно на 120—130 градусов. То есть я не могу полностью присесть. Из-за этого, казалось бы, несущественного ограничения возникает очень много других проблем. Страдает весь опорно-двигательный аппарат, болят тазобедренные суставы. Приходится больше времени тратить на растяжку, разминку, на всё прочее. Жизнь другая совершенно, конечно, после травмы у меня началась.

— Сколько времени в этой жизни занимают тренировки?

— Сколько я раз тренируюсь в неделю?

— Да. У вас ведь есть и другая жизнь, помимо спорта. Собственный бизнес, семья, двое детей.

— Ну да, пора бы заняться чем-то одним, понимаю. Но не могу никак бросить этот сноуборд, люблю его сильно. Реально получаю большое удовольствие, выезжая в тот же Миасс или катаясь по нашим красноярским трассам. Поэтому сложно от всего этого отказаться. Как назло, уже второй раз подряд выезжаю с чемпионата России с золотом. А тренируюсь раза три в неделю. Для себя, как говорится. После того как нас отстранили от международных стартов, мотивация сильно потерялась. Но дело даже не в этом. В нашей дисциплине очень маленькие зарплаты. Если полностью сосредоточиться на тренировках, просто не проживёшь, не прокормишь семью.

— Я бы сказала, надо быть очень богатым человеком, чтобы позволять себе такое хобби.

— Ну да. Но я не очень богат, несмотря на то что давно развиваю собственный бизнес.

— Помнится, после Игр в Сочи вы вложили призовые в открытие в Красноярске собственного ресторана «Серебро».

— Его давно уже нет. Сейчас у нас с женой Марией уже другие проекты. Это дом событий «Сосны» — очень красивое место под корпоративы, другие мероприятия. Под красивое торжество лучшей площадки у нас в городе, пожалуй, не найти. И два ресторана — Lа Famille и Tirol.

Один с итальянской кухней, другой, соответственно, с австрийской. Планируем открыть ещё один ресторан с русской тематикой и назвать его «Остров Буян». Нам с женой очень нравится всем этим заниматься, не говоря уже о том, что мы живём на эти деньги. А сноуборд действительно давно превратился в хобби. Другой вопрос, что я очень ответственно к этому подхожу. Понимаю, что любое неверное движение может привести к серьёзной травме. Гораздо более серьёзной, чем у любого здорового человека.

— После того как вас собрали по кусочкам, не было страха снова встать на доску?

— Там же длительная история была. Когда я проснулся после наркоза в Корее, доктор, который меня оперировал, честно признался, что не знает, какими будут последствия. Объяснил: мол, операция была экстренная, задача была собрать ногу таким образом, чтобы её сохранить, поскольку первоначально речь шла об ампутации. Там же мне сказали, что предстоит ещё очень много операций, если я хочу когда-нибудь снова встать на ноги и начать ходить. Поэтому у меня в голове вообще не было мыслей о сноуборде. Думал лишь о каких-то жизненных вещах. Смогу ли детей на руках носить, стоя на ногах, и прочее. Хотя детей на тот момент у нас с Машей ещё не было.

— Жена не была против того, чтобы вы снова встали на доску?

— Она же понимала прекрасно по моему настроению, по эмоциям, что я этим живу. Без сноуборда, без тренировок начинаю не то чтобы на людей бросаться, но мне нужен экстрим в жизни, я не могу без него. Выплёскиваю всё внутреннее напряжение, весь стресс на соревнованиях. Благодаря этому мне очень комфортно в обычной жизни, я полноценный человек. А страх… Я бы говорил здесь скорее о дискомфорте. Когда собираюсь на сбор, укладываю вещи, понимаю, что придётся жить в достаточно сложных условиях. Например, на Кубке России в Салехарде у нас был туалет на десять человек. Выйти из зоны привычного комфорта с возрастом становится сложно. На склоне же я по-прежнему хорошо себя ощущаю. Уверен в себе, уверен в своих ногах.

— Жена и дети тоже катаются?

— Маша — да. Детей я периодически пытаюсь поставить на лыжи, объясняю: носочки вместе, пяточки врозь, направо, налево, но они пока не понимают, что нужно делать. Они ещё маленькие у меня — Еве три, Маше только-только исполнилось пять. Я почему попросил чуть отсрочить интервью: стол таскал дома, накрывал его скатертью — помогал жене с организацией детского праздника.

— Откуда, кстати, у вас с супругой вообще возникла идея с ресторанами? Мне казалось более логичным, когда из вашего вида спорта люди уходят в близкую в плане профессии деятельность.

— Ну да, варежки продавать, сноуборды или инструктором на склон встать. Просто так сложилось, что в моей семье родители всегда занимались бизнесом. Мама когда-то была учителем математики, в школе преподавала. Потом, когда начались тяжёлые времена, ушла вместе с отцом зарабатывать деньги. Наверное, всё это у меня в подкорку как-то впиталось. Почему-то себя я тоже видел только в предпринимательстве.

— Вам ведь не было и 12 лет, когда отца не стало. Как мама это всё тянула?

— Работала с утра до вечера. Просто тупо работала — и всё. На тот момент нас, детей, было в семье трое. Настя — старшая сестра и Захар — самый младший. Я с папой всегда ездил на охоту, он меня с собой брал. Здоровый мужик был, добрый, хороший, всегда меня по плечу хлопал, помогал во всём, подсказывал, никогда руку не поднимал. И тут вдруг лежит, похороны… Тяжело, конечно, было очень. Я уже это пережил, но до сих пор иногда думаю: как мама это всё перенесла? Не знаю.

— Почему в качестве основного направления в бизнесе вы выбрали общепит?

— Так сложилось. Я поехал на Игры в Сочи, выиграл серебряную медаль, заработал первые большие деньги — миллионов пять или шесть.

— И пустили их под откос с хорошим таким размахом?

— Ну да. Мне казалось, что это очень интересная, а главное, прибыльная история. И очень простая к тому же: подыскать помещение, купить столы, стулья, повара найти… Меня не смутило даже то, что помещение оказалось в спальном районе. Был уверен, что люди пойдут на моё имя. Я же такой известный, с медалью олимпийской. Пошёл в мебельный магазин, купил самую дорогую мебель, круглые итальянские столы, самую дорогую штукатурку декоративную сделал. В результате такой винегрет получился… Если кто будет читать это интервью, сто раз подумайте, прежде чем браться за бизнес в этом направлении.

— То есть с итальянских столов начинать не надо?

— Точно нет. Нужно, чтобы каждая структура работала экономически правильно. Там много моментов — маркетинг и всё такое. Сам-то я к этому пришёл, когда ресторан закрыл и стал размышлять, работу над ошибками делать. Потом с супругой познакомился, мы поженились и уже вместе продолжили бизнес. И всё получилось.

— Когда в 2018-м вы оказались совершенно беспомощным в инвалидной коляске, хоть как-то помогал пример той же Иры Скворцовой, разбившейся в 2009-м, или, кроме своих болей, проблем, горестей, вообще ничего в голове не было?

— Не буду врать, не думал об этом. Потом уже, когда выкарабкался, не раз думал, что мне очень сильно повезло. Гораздо больше, чем той же Ире или Маше Комиссаровой, которая на Играх в Сочи травмировалась. Мы одно время тренировались вместе, поэтому мне до сих пор сложно всё это вспоминать. Но когда разбился сам, больше смотрел не на тех, кто попал в похожую ситуацию, а на здоровых людей, которые живут полноценной жизнью. И делал всё возможное, чтобы снова стать таким же. Другой вопрос, что одного желания здесь мало. Мне повезло и с хирургами, которые четыре раза меня оперировали и ни разу ни в чём не ошиблись. Вообще надо, чтобы все звёзды сошлись.

— Как представляете себе собственную старость? Камин, внуки, которым вы рассказываете про свою жизнь или делитесь рецептами. Сами готовить-то умеете, кстати?

— О, конечно, я готовлю частенько для домашних. Очень люблю это дело. У меня есть фирменная яичница, летом нравится шашлыки на мангале жарить. А по поводу старости… Вы наверняка слышали про двух сестёр, Эрику и Мирру Андреевых, теннисисток, которые выступали на «Ролан Гаррос», на Australian Open. Совсем юные девчонки из Красноярска. Одно время я вместе с ними тренировался в легкоатлетическом манеже у своего тренера, Ольги Викторовны Атылиной. Они бегали — по колено мне, такие маленькие-маленькие. Ракетки не умели держать ещё. И прямо на глазах выросли до очень высокого уровня. Я на каждом турнире смотрю, как эти девчонки играют, как борются с лучшими теннисистками мира. Просто я уверен, что фамилию Андреевы мы много раз ещё услышим в большом теннисе.

— А при чём здесь ваша старость?

— При том, что у меня тоже две дочери. Если вдруг так выйдет, что они будут заниматься большим спортом, мне было бы очень интересно всегда находиться рядом, что-то подсказывать, ездить по разным соревнованиям, по городам, по миру. Классная старость была бы.

— Узнаю азартного Олюнина. Могу вам признаться, что самым ярким впечатлением, которое с вами связано, для меня остаётся не спорт, а один из спортивных конкурсов когда-то популярных на ТВ «Больших гонок», где вы в паре со Светланой Феофановой вынесли всех соперников.

— О-о-о! До сих пор иногда вспоминаю, как балансировал на этой платформе на воде. Она под ногами вибрирует, надо держать баланс, а Света мне на голову каждые 20 секунд тяжеленные книжки накидывает. Думал только об одном: когда она уже закончит с этими книжками, сил-то уже нет никаких держаться.

— Если вы с женой захотите провести в собственном ресторане совершенно незабываемый вечер, что будет на столе?

— Мы бы заказали мясо сухого вызревания, месячной выдержки. Это дорогое вкусное мясо. И жареную спаржу на гарнир.

— С этого места, пожалуйста, поподробнее, у меня на кухне как раз спаржа размораживается. Как её вкусно пожарить?

— Есть один секрет.

— Очень внимательно вас слушаю.

— Спаржу нужно положить обратно в холодильник, купить билет в Красноярск и прилететь к нам. Стол будет накрыт, обещаю.

Источник