«Был несколько задет словами Москвиной»: Слюсаренко — о мотивации перед Играми, пермской школе катания и системе оценок

На текущий момент исполнять четверные подкруты и выбросы бессмысленно. Такого мнения придерживается один из ведущих российских специалистов в парном катании — Павел Слюсаренко. Он уверен, что освоение элементов ультра-си отнимает у фигуристов слишком много времени и не получает должной компенсации при нынешней системе оценок. В интервью RT тренер рассказал, почему главное преимущество пермских пар долгое время не приносило должного результата, вспомнил задевшую его фразу Тамары Москвиной и объяснил, какие проблемы способны создать на льду слишком длинные ноги партнёрши.

• Павел Слюсаренко (второй слева) и Максим Траньков
• РИА Новости
• © Александр Вильф

— На протяжении многих лет пермская школа парного катания во главе с Валерием и Валентиной Тюковыми считалась главным поставщиком высококлассных фигуристов в Санкт-Петербург и Москву. Кого-то забирали дуэтом, кого-то — «на запчасти», на тот случай, если какая-то из высококлассных пар вдруг распадается и нужно срочно найти замену. Чему там учили так, как ни в одном другом месте?

— Когда я сам был спортсменом и начинал кататься у Тюковых, вся тренировочная работа была заточена исключительно на технику. Валерий Николаевич настолько подробно объяснял нам все движения, что даже самые сложные элементы становились абсолютно понятными. Не составляло никакого труда их сделать. Но не хватало иных ресурсов: интересных программ, постановщиков, которые могли бы заниматься созданием образов, хореографии. Мы вообще обращали на это не слишком много внимания. Главный упор на занятиях делался на элементы.

— Хотите сказать, это было совершенно осознанной позицией: катайся чисто — и высокое место гарантировано?

— Именно так. Мне потребовалось время, чтобы понять, какой большой иллюзией это было. На практике всё выходило иначе: как бы чисто ни катались пермские пары, петербуржские всегда оказывались выше. Так происходило, когда выступали я, Сергей Славнов, Павел Лебедев, Максим Траньков, Егор Головкин — то есть спортсмены моего поколения, которые росли как фигуристы на моих глазах. У нас постоянно возникали вопросы: как так? Мы всё делаем чисто, но проигрываем москвичам или петербуржцам даже тогда, когда они оказываются без того или иного элемента. Понимание, почему так происходит, пришло позже, когда сам начал работать тренером.

— Рискую вас обидеть, но разница между столичными и пермскими дуэтами со стороны была видна невооружённым глазом. Ощущение, будто на вас смотрят как на провинциалов, задевало?

— В какой-то степени да. Об этом ведь говорили в открытую, невозможно было не обращать внимания.

— Как Тюковы относились к тому, что почти все их атлеты, достигнув определённого уровня, уезжают из Перми к другим специалистам?

— Мне кажется, они привыкли к этому. Но всё равно было обидно, когда от тебя уходили спортсмены, в которых вкладывал душу. Даже сейчас Валентина Фёдоровна порой говорит, что воспитала огромное количество фигуристов, разъехавшихся по всему миру и до сих пор благодарных им с Валерием Николаевичем за ту базу, которая когда-то была заложена. Поэтому в работе акцент делался совершенно на других вещах. Но этот нескончаемый поток спортсменов был в Перми всегда.

Каждый год с данного конвейера сходили пары хорошего уровня, выигрывавшие всё в юниорах. Хотя школа не располагала особенными условиями. Тем более такими, какие сейчас в Перми имеет наша с Егором Закроевым группа. Были один лёд во дворце спорта «Орлёнок», две тренировки, каждая из которых длилась чуть больше часа. Причём одновременно на площадке катались по 12—15 дуэтов, включая совсем маленьких. Им требовалось как-то пристроиться между взрослыми и при этом никому не помешать. Если одни пары уходили, их место тут же занимали новые. Так годами всё и шло — поколение за поколением.

— Дедовщина существовала при таком количестве разновозрастных подопечных?

— Я такого не застал. Скорее наоборот. Старшие учили нас всему, что знали сами. Мы за ними тянулись и благодаря этому быстро прогрессировали. Но были, естественно, неписаные правила.

— Например…

— Маленький дуэт не должен был выходить на лёд позже взрослого и пытаться обгонять тех, кто старше. То есть ты вроде бы способен это сделать, хватает и скорости, и сил, и азарта, но внутренний голос подсказывает: лучше не пробовать. В целом внутри команды всегда была очень сильная атмосфера. Все стояли друг за друга горой, болели, поддерживали.

— На последнем чемпионате России вы выводили на старт три взрослые пары. Столько же выступало на юниорском первенстве страны. Вы даже сказали, что могли бы выставить вдвое больше спортсменов. При этом ваши дуэты совершенно не похожи друг на друга. За счёт чего это достигается?

— Здесь нужно сказать спасибо нашему постоянному постановщику Сергею Плишкину. Мы с ним сотрудничаем второй сезон. Изначально запрос к нему так и звучал: у нас очень много пар, которым предстоит бороться друг с другом, и хорошо бы, чтобы все они были разными.

— Не боитесь, что спустя какое-то время в постановках будет прослеживаться одна и та же рука, как это нередко происходит, когда созданием программ из года в год занимается один специалист?

— У нас не так много спортсменов, чтобы постановщик был вынужден работать в режиме нон-стоп. К тому же Сергей сам постоянно напоминает: если вдруг увидите, что делаю одинаковое, даже когда речь о каких-то жестах, говорите прямо. Мы всегда присутствуем на постановке всем тренерским составом, и каждый вправе высказать свои соображения.

— Кто из фигуристов имеет более приоритетное право в плане выбора программ?

— Такого рейтинга внутри группы нет.

— А кто занимался постановками до появления Плишкина?

— Самый первый опыт у меня был с Ольгой Воложинской. Когда я увидел, как она создаёт программы, это оказалось откровением.

— В таких ситуациях, наверное, осознаёшь: у танцоров совершенно иначе работают мозги?

— Именно. Я недоумевал: откуда вообще у человека берётся такое количество совершенно неожиданных идей? Потом был Николай Морозов, которого считаю абсолютно выдающимся постановщиком. Я очень многое у него почерпнул. И ведь все эти специалисты, включая Плишкина, разные. Для Николая было важно максимально подстроиться под спортсмена. Он делал программу таким образом, чтобы она вышла прежде всего удобной. Сергей, напротив, любит «прогибать» фигуристов под своё видение. Это поначалу создаёт определённые проблемы, но спустя какое-то время люди начинают справляться с задачей.

— То же самое в своё время делал Пётр Чернышёв. Он стремился поставить перед атлетами как можно более сложную задачу и как бы заставить их расти в хореографическом плане.

— С Петей мы тоже поработали, когда у нас катались Маша Выгалова с Егором Закроевым. Он поставил им короткую, с которой ребята достаточно успешно выступали весь сезон.

Вообще, самые первые программы Выгаловой и Закроеву я придумывал сам. Как-то поставил и короткую, и произвольную. Привёз Машу с Егором на соревнования и понял: вот они — классические пермские программы. С отличным качеством элементов и полным отсутствием всего остального. Даже с теми постановками ребятам удалось показать неплохой результат, они попали в сборную. Но как раз тогда у меня состоялся разговор с нашим спортивным руководством. Я объяснил своё видение процесса, в котором каждый специалист мог бы заниматься своим делом. Должны быть тренер по прыжкам, постоянный хореограф, желательно на коньках, постановщик, который имел бы видение всего, что происходит на льду.

Меня услышали, и благодаря этому удалось собрать команду в её нынешнем виде. Со взрослыми фигуристами, помимо меня, работает Закроев. Татьяна Тудвасева плотно занимается юниорами, как и Александр Попов. Есть два штатных хореографа — Иван Малафеев и Ксения Васькина, за ОФП отвечает Алексей Окулов. Имеется даже собственный массажист — Дмитрий Дразнилов. 

— За подобные условия перед спортивным руководством вашего края остаётся снять шляпу.

— Я действительно всем им до сих пор безмерно благодарен. В первую очередь губернатору Пермского края Дмитрию Махонину, руководителям Пермской федерации фигурного катания Дмитрию Шубодёрову и Дмитрию Бояршинову, Татьяне Чесноковой и Михаилу Амирову, представляющим Минспорт и ЦСП Пермского края, руководителю нашей школы «Старт» Ольге Михалёвой.

Они поверили мне, позволили не просто собрать коллектив, но выделили нужное и фактически неограниченное количество льда, создали совершенно потрясающие условия, в которых мы трудимся последние пять-шесть лет. Если бы не это, никакого нынешнего результата у нас не получилось бы в принципе.

— Подкатки ваши спортсмены не практикуют?

— Если при своей нынешней занятости мы будем ещё и подкатками заниматься, нас точно надолго не хватит. Работа начинается рано утром, а заканчивается поздно вечером. У нас четыре льда в день, и даже при том, что мы стараемся распределять время, занимаясь со взрослыми и юниорами, под конец реально перестаёшь соображать.

Плюс у наших фигуристов всегда есть возможность сотрудничества с другими специалистами: приезжают Плишкин, Катя Рублёва, Максим Болотин. Занимаются с ребятами скольжением. Летние сборы мы традиционно проводим в Новогорске с группой Этери Тутберидзе.

— Каким образом вам удаётся не иметь любимчиков, работая с таким количеством пар?

— Атлетов действительно много, поэтому я больше занят тем, чтобы постоянно находить подход к каждому. Меня часто спрашивают, что именно говорю ученикам в тот момент, когда стою у борта, а они уже на льду. Если честно, даже вспомнить порой не могу. Всегда ориентируюсь на состояние спортсмена, когда он ко мне подъезжает.

— Валентин Николаев, у которого в своё время тренировалась олимпийская чемпионка Лиллехаммера Оксана Баюл, вспоминал, как на чемпионате Европы — 1993 материл свою подопечную по-чёрному, так как именно в момент выхода на площадку она заявила, что не хочет кататься. Татьяна Тарасова обливала холодной водой Евгения Платова, а кому-то вовсе отвешивала затрещины, чтобы привести в чувство.

— Сейчас выражаться нельзя — везде микрофоны. Я сам погорел на этом на первенстве России, где Кира Доможирова и Илья Вегера неудачно выступили в короткой программе. Обошёлся без мата, но реакция на прокат была эмоциональной. Мне тут же начали писать друзья и болельщики: мол, ты там поаккуратнее… На самом деле всегда говорю всем своим спортсменам: столько времени, как с ними, не провожу даже с собственными детьми.

— Когда перед Играми в Пекине вы присоединились к штабу Тутберидзе, мне было совершенно понятно, чего хотят от вас специалисты, не имеющие столь обширного опыта работы с парами. Что получаете от этого сотрудничества вы?

— Мне было очень интересно. До того я недолго сотрудничал с Тамарой Москвиной в Санкт-Петербурге, когда у неё катались Настя Полуянова с Дмитрием Сопотом и Максим Селькин. Сначала просто приезжал на определённый срок, потом мы провели совместный летний сбор. Наблюдая в ежедневном режиме, как трудятся люди, которые доводят подопечных не просто до Олимпийских игр, но до золотых медалей, получаешь неоценимый опыт. В тот период я реально многому научился у Тамары Николаевны.

Я вообще всегда готов получать новые знания. Поэтому, когда к Этери Георгиевне перешли Евгения Тарасова и Владимир Морозов и мне предложили с ними сотрудничать, согласился сразу. Постоянно приезжал в «Хрустальный», потом в Новогорск во время сборов, смотрел, как выстраивается работа всей команды. Многое было в новинку. Когда сам только начинал тренерскую карьеру, был уверен: сумею самостоятельно добиться любого результата. Проработав лет пять, понял: в одиночку не сделать ничего.

— Согласна, но есть разница — собрать коллектив вокруг себя, имея возможность самостоятельно подбирать нужных специалистов, или же стать частью чужого. Вы представляетесь мне достаточно амбициозным человеком. Поэтому, наверное, и вернулись из Москвы в Пермь, когда проект «Тарасова/Морозов» был завершён?

— Данная профессия мне и правда интересна прежде всего с точки зрения результата. Помню, когда мои спортсмены впервые попали в заключительную группу, был несколько задет словами Москвиной: мол, непривычно видеть меня у борта в сильнейшей разминке. Это стало большим стимулом не просто чего-то добиться, но доказать: успех неслучаен. Перед Играми в Пекине я понимал, что у Тамары Николаевны есть две сильные пары, а у нас — Тарасова и Морозов, которые на тот момент были лучшими катальщиками в мире. Соответственно, стояла задача, чтобы Вова с Женей избавились от слабых мест. И я был очень горд, что нашей команде удалось этого добиться. Вообще, честно говоря, меня потрясло, как при довольно большом количестве всевозможных специалистов никто из нас не чувствовал себя лишним — каждый занимался своим делом. Думаю, на Олимпиаде это был лучший тренерский коллектив.

— Знаю, что перед Спартакиадой сильнейших к вам в Пермь приезжали Александра Бойкова и Дмитрий Козловский.

— Изначально, когда Саша с Димой перебрались к Этери Георгиевне в мае 2023-го, у нас имелась договорённость: летние сборы мы проводим совместно, а когда стартует сезон, ребята будут раз в месяц приезжать к нам в Пермь. Или мы к ним, если есть такая возможность.

С Тарасовой и Морозовым существовала точно такая же. Просто в связи с тем, что всё происходило в олимпийский сезон, я сам находил возможность почаще выбираться в Москву. Сейчас это стало гораздо сложнее, поскольку у самих куча пар, которые не хотелось бы оставлять без присмотра. Поэтому Бойкова и Козловский периодически прилетают к нам сами — с тем чтобы иметь возможность что-то подправить, покататься с другими взрослыми дуэтами. Для наших атлетов это всегда большое событие и заодно хороший стимул к собственному развитию.

— А если бы у вас появилось желание после Олимпийских игр остаться в Москве, могли это сделать?

— Да.

— От одного из ваших коллег я не так давно услышала: исполнять те же четверные выбросы в парном катании проще, чем четверные прыжки, поскольку партнёр обеспечивает девочке дополнительную высоту вылета. Почему на деле получается иначе?

— Если одиночник контролирует каждое своё движение, то пара — это два человека. Соответственно, риск ошибки возрастает вдвое. Плюс ограничения, которые накладывают на фигуристов действующие правила. Получается, на текущий момент исполнять четверные подкруты и выбросы вообще бессмысленно. Мы попробовали и лишний раз в этом убедились.

— Хотите сказать, Юлия Артемьева и Алексей Брюханов, в нынешнем сезоне показавшие четверную подкрутку на первенстве страны и в прыжковом турнире, отказались от этой идеи?

— Точнее будет сказать, отказался наш тренерский штаб. Мы потеряли массу времени, отрабатывая данный элемент. Входить сразу после четверного подкрута в тройные прыжки — несравнимо более сложная задача, чем идти на прыжок после тройного подкрута. Да и физически спортсменам приходится вкладываться совершенно иначе.

— Но ведь всё это ваши подопечные преодолели?

— К сожалению, на прыжковом турнире в Москве наши усилия в этом направлении не оценили от слова «совсем». Тот же самый четверной подкрут неплохо выполнила юниорская пара Влада Селиванова и Виктор Потапов, но ребята получили за элемент всего шесть баллов. Вот мы и решили: пока Международный союз конькобежцев (ISU) не пересмотрит своё отношение к сложности, мы с четверными подождём.

— В чём тогда видите резерв для усложнения?

— Сейчас это однозначно прыжковые элементы. Но тут тоже не всё так просто. Фигурное катание — это ведь чистая математика. Если собираешься вставить в программу тройной риттбергер или лутц, должен понимать: данные прыжки нужно исполнять минимум на «+2», чтобы получить за них столько же баллов, сколько, допустим, зарабатывают Анастасия Мишина и Александр Галлямов, выполняя тройной сальхов на «+4». Понятно, что далеко не все фигуристы способны сделать его на «+4», но тем не менее.

— Какой из парных элементов является, с вашей точки зрения, наиболее проблемным, чтобы получать за него максимальные баллы?

— Наверное, подкрут. Правилами предписано пять черт, позволяющих получить за него четвёртый уровень сложности. Из наших взрослых дуэтов это пока удаётся только Елизавете Осокиной и Артёму Грицаенко. Даже на чемпионате России всего четыре пары заработали за подкрут четвёртый уровень. С поддержками, тодесами и вращениями добиться этого проще.

— В своё время выдающийся тренер в спортивной гимнастике Борис Пилкин придумал для Светланы Хоркиной фирменные связки, позволяющие обратить очевидные минусы в виде высокого роста и длинных ног в столь же очевидные плюсы. Какие сложности создаёт наставнику работа на льду с такой нестандартной фигуристкой, как Осокина?

— Когда Лиза с Артёмом только начали у нас заниматься, мы сразу же столкнулись с проблемой поддержек. Дело было не в том, что Артёму сложно поднять партнёршу. Мы никак не могли найти для Лизы то положение в воздухе, при котором любое неточное её движение не грозило потерей равновесия и падением. Смеялись даже: мол, будет выдающимся достижением, если ребята сумеют получать четвёртые уровни хотя бы за две поддержки из трёх. Артём дико злился, когда слышал подобные разговоры, но нам это реально казалось невероятно сложной задачей.

— И как удалось с ней справиться?

— К счастью, мы с Закроевым пока ещё в той физической форме, которая позволяет работать в парных элементах за партнёра. Поэтому поддержки сначала выполняли сами, потом разбирали их на мельчайшие составляющие, объясняя фигуристам, как именно они должны к этому элементу подходить, куда ставить руки. Конечно же, большой плюс, когда наставники постоянно находятся на коньках. Это сильно облегчает задачу. Спортсмен чувствует, что ты рядом и любую ошибку можно предотвратить.

Оба хореографа тоже регулярно выходят на площадку, как и Тудвасева, влившаяся в нашу команду не так давно и уже трудящаяся наравне с остальными. Тренировать со льда намного легче и функциональнее, чем из-за борта. Хотя для специалиста это сложнее. Семь часов активной работы там выдержать непросто. К концу дня в буквальном смысле не чувствуешь ног.

— Раздавая номинации за текущий сезон, ISU вручил приз за особые достижения канадке Дианне Стеллато-Дудек, которая в 40 лет выиграла два этапа Гран-при и чемпионат четырёх континентов, а также завоевала бронзу в финале Гран-при. Означает ли это, что на наших глазах рождается тенденция продолжать карьеру, пока атлета ноги носят?

— Мы же с вами видим, какой уровень был на континентальном первенстве или на том же чемпионате Четырёх континентов, где в категории спортивных пар никто не вышел из 200 баллов. Те же канадцы — это пара, которая на чемпионате России не попала бы даже в восьмёрку. Притом Дианна в своём возрасте катается лучше молодого партнёра и выглядит гораздо более амбициозной. Надо было видеть, как она смотрела на Максима Дешама, когда тот на турнире в Шанхае запорол один из элементов.

— А надо ли вообще пытаться устанавливать в фигурном катании рекорды долголетия? Я видела, как в 1995-м катались на открытии ЧЕ Людмила Белоусова и Олег Протопопов, но далека от мысли считать то выступление значимым вкладом в мировое парное катание.

— Тодес они действительно делали очень хорошо, но надо понимать — фигурное катание постоянно эволюционирует. Выполнить данный элемент на четвёртый уровень сложности в той технике, в которой его демонстрировали 40 лет назад, просто нереально.

— Самая страшная ситуация, которая только может произойти на льду?

— Это падения. Они в парном катании бывают очень неудачными. Миша Назарычев, который раньше катался с Артемьевой, однажды упал очень страшно — пришлось госпитализировать. Катя Чикмарёва падала с подкрута, с большой высоты.

— Ещё от Станислава Жука я слышала, что партнёр всегда обязан спасать партнёршу, даже если рискует пострадать сам.

— Абсолютно верно. Тому же нас учил Валерий Николаевич. И меня, и Егора. Поэтому мы всегда говорим своим парням: вы должны сделать всё, чтобы девочка не упала. Но даже если вдруг это случилось, она должна приземлиться на вас, а не на лёд.

Источник